Но, кажется, вор, как и Аглаэль до него, ограничился только рубашкой. Он кинул ее в сторону, подполз ко мне и попросил:

— Дай руку.

Все еще пребывая в замешательстве, я машинально протянула ему правую. Лакс осторожно взял ее и потянул вверх, к своей шее, дал моим пальцам упасть на горло и заводил ладонью из стороны в сторону. Под пальцами у меня была обыкновенная теплая кожа, потом они нащупали толстый рубец, опоясывающий горло парня под кадыком.

— Тебя кто-то придушить пытался? — нахмурившись, спросила я, со стыдом сообразив, что ни какими нескромными предложениями тут и не пахнет, парень мне душу открывать собрался, а я так пошло его благородные намерения истолковала.

— Повесить, — выдавил из себя Лакс с таким трудом, словно у него на шее вторично веревку затягивали, он перестал держать мою ладонь на своем горле и чуть подался назад, отстраняясь.

— И что теперь? — в моем голосе явственно звучала лукавая усмешка и вместо того, чтобы продолжать выщупывать рубец, я подняла руку выше и принялась сладострастно ерошить мягкие волосы парня, мне еще со вчерашнего вечера хотелось до них добраться и всласть надругаться. А тут такой шанс выпал! — Мне полагается завопить от страха, потребовать у эльфов раздельный шатер, громко возмущаясь, что меня уложили рядом с висельником? Или мне полагается громко тебе сочувствовать и дать выплакаться на своем плече? Иных нелепых вариантов пока в голову не лезет, поэтому сразу скажу, ты, дружок, ни того, ни другого не дождешься. Ну вешали тебя, так вешали, что с того? Хотели казнить, значит, заработал, выжил — молодец, все равно это дела прошлые и мне на них…

— Плевать с высокой башни жеваной морковкой? — весело предположил Лакс, процитировав тронувшую его сердце свежую фразу, и сам склонил голову пониже, чтобы моей руке было удобнее бродить в его волосах.

— Точняк, — промурлыкала я и полюбопытствовала: — Кстати, а как выжил то? Веревка оборвалась, или помиловали?

— Дождешься от них милости, как же. Оборвалась, — раскололся вор и как кот медленно потерся щекой о мою ладонь.

— Это все потому, что кто-то очень предусмотрительный там наверху знал, ты мне еще пригодишься! — наставительно заявила я с шутливой важностью.

Удивительно, но Лакс принял мои слова за чистую монету:

— А, может, и так, — согласился парень.

Я почти физически чуяла, какое огромное облегчение Лакс испытывает от признания и сознания того, что ему больше не придется скрывать от магевы явные знаки своей бурной жизни.

— Теперь-то ночь откровений завершена, и мы будем спать? — жалобно заканючила я, рука выскользнула из волос рыжего и бессильно упала на ковер. — Магевам, знаешь ли, приятель, тоже необходим отдых, для восстановления жизненных сил и подзарядки аккумуляторов, — сложное слово далось с трудом, язык ощутимо заплетался, — а то колдовать завтра не смогу или чего-нибудь такого наколдую, что крупно жалеть придется.

— Доброй ночи, Оса, — умиротворенно пожелал мне Лакс, отползая к своим подушкам. — И спасибо! За все спасибо!

— Пжлста, — с трудом выдавила я из себя и отключилась окончательно и бесповоротно, окунаясь в темный простор сновидений, где ослепительно ярко сверкала Цветная Радуга, смеялись эльфы, выплясывая зажигательный рок-н-ролл на развалинах, нет, не часовни, Тени Ручья, Лакс азартно вертел в руках веревку с петлей на конце и пытался набросить на меня. Фаль, размером с добрую корову величественно парил над всем этим безобразием и кидался в танцоров громадными кусками пастилы.

В розетку реальности меня вставили только утром, и первое, что я услышала над ухом, было звонкое конское ржание. Нет, наши лошади так заливисто ржать не умеют. В этих звуках было веселье и явная, пусть и не злая, издевка. Я разлепила веки. Глаза в глаза на меня смотрел жеребец. Даже не заглядывая ему под брюхо, я в первую же секунду совершенно точно поняла, что жеребец. Такой дерзкой морды у уважающей себя кобылы быть просто не могло. На меня пялился яркими оранжево-черными — полосато-лучистыми — зенками рыжий конь с черным пятном вокруг правого глаза, придававшим ему закончено хулиганский вид. Будто подрался, получил копытом в лоб, а вылечиться не успел. Длинная черная грива, заплетенная в крупные косички, спускалась мне на грудь и безжалостно щекоталась.

— Фу, балбес, — машинально отмахнулась я, воспользовавшись привычной фразой, каковой гоняла от своей постели бабушкину собаку, обожавшую будить меня часиков в пять утра и звать на прогулку.

Но, как и на собаку, на копытное мои слова не произвели никакого впечатления. Неужели я на самом деле такая безобидная, что каждая скотина считают своим долгом попробовать свои силы в моей побудке? Может, у них это за аттракцион идет? Я попробовала добавить в свое голос побольше строгости, однако, конь все так же беспечно топтался грязными копытами по ковру, дышал в лицо свежим соком трав и уходить никуда не собирался. Хреновый из меня дрессировщик! Жеребец между тем склонил голову еще ниже и прошелся по щеке шершавым, как наждачная бумага, языком. Я возмущенно завопила, откинула невесомое одеяло, вскочила и пулей вылетела из шатра на воздух.

— Кто-нибудь, скажет мне, какого черта делает в помещении этот рыжий мерзавец?! — направив укоряющий перст в сторону четвероногой проблемы, воззвала я к обществу, кучкующемуся слева от палатки.

Лакс, наши вчерашние стрелки и еще несколько эльфов весело болтали о чем-то, но при моем появлении смолкли и как по команде вылупили глаза точно так же, как вчера советники с князем, когда речь зашла о пророчестве.

— Оса, зачем ты на меня ругаешься? — обиженно пискнуло сзади.

За моей спиной, весело помахивая хвостом, стоял конь, а совсем рядом с плечом порхал заспанный Фаль, похоже, своей бурной жестикуляцией я не только помешала ему приземлиться на привычный насест, но и вовсе едва не сшибла в траву. А уж услыхав, что я именую его "рыжим мерзавцем", бедняга сильф и вовсе едва не зарыдал. Во всяком случае, глаза блестели очень подозрительно, а обида была написала на лукавой мордочке километровыми буквами. Как уж они умещались, не знаю.

— Это не о тебе, а о коне, просто масть одна, — поспешила я успокоить чувствительно Фаля и подставила ему в знак примирения ладонь.

Сильф тут же устроился на ней со всем комфортом и расплылся в блаженной улыбке чуть виноватого облегчения: "и правда, как это мне в голову взбрело, что кто-то может обругать меня, такого замечательного, нехорошими словами? Право слово, наверное, только со сна".

Конь же, кому собственно и был адресован мой возмущенный возглас, даже ухом не повел, вернее, пряданул острыми ушами, сделал ко мне несколько шажков и вновь лизнул в щеку. Я снова взвыла, а мерзавец блаженно прижмурил глаза, словно наслаждался негодующими звуками.

А эльфы, наконец, слегка опомнились, вышли из ступора и наперебой затараторили так быстро, что все голоса слились в одну музыкальную волну, из которой мне, скорее всего только благодаря чудесному кулону друга народов, удалось вычленить основной смысл и я едва не взвыла снова. Представители дивного народа как один восхищенно талдычили одно: этот рыжий прохвост с фингалом во весь глаз решил стать моим другом и спутником, как иногда, правда, чрезвычайно редко (мне, разумеется, сказочно повезло) поступают эльфийские лошади. Вместо того, чтобы возить, того, кто оседлал тебя или купил или принял в дар, ну или еще каким там образом кони из рук в руки переходят, эти копытные демоны, не доверяя ответственную процедуру выбора двуногим персонажам, сами подыскивают себе товарища по нраву и всюду сопровождают его.